Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий

Славко Тарасович раскрыл кожаную папку с золотым тиснением «На доклад мэру», нашел бумаги, не читая подписал.

— Ты хоть посмотри.

— Вижу, — сказал он. — Ты просишь две путевки. Даю. Пусть Забудские отдыхают. А вот что касается валюты, как бы твой Гурин не положил ее себе в карман.

— Он закупит оборудование.

— Возможно. Но с этим профессором, Ваня, будь осторожен. Есть сведения, что он втихаря продал арабам технологию новой взрывчатки.

— Не может быть!

— Источник, Ваня, заслуживает доверия.

Иван Григорьевич помнил, кто у Славка Тарасовича отец, и волей-неволей закрадывалось сомнение: а если продал? Неужели Лев Георгиевич такую подробность утаил от своих товарищей? Они же договорились: побочные заработки идут в общую копилку, как пошутил Забудский, в общак.

Видя, что дело сделано, бумаги подписаны, Иван Григорьевич встал из удобного кожаного кресла.

— Мне пора.

Отпускать друга Славку Тарасовичу не хотелось.

— Я догадываюсь, Ваня, пока нет оборудования, ты всех своих сотрудников разгоняешь. А сам куда, без пяти минут молодой отец?

— В Москву. Тоже за оборудованием.

— Ладно, ладно, не темни. — Славко Тарасович погрозил толстым пальцем. — Коль ты встретился с моим батей, значит, он тебя озадачил.

— Вроде нет.

— И такое бывает. Хотя на батю это непохоже.

В намеке на «молодого отца» Иван Григорьевич уловил нотку ревности: «Все-таки любит Настю». Распрощались дружески.

Вскоре в дом отдыха уехали Забудские: Женя, к изумлению врачей, стал поправляться. Отправился в Германию профессор Гурин. Настала очередь Ивана Григорьевича.

В международном поезде, который шел в Москву, Иван Григорьевич узнал сводку погоды: «В столице России плюс 13. — Сравнил: — А у нас, на юге, плюс 2. На Украине, значит, холодней. Холодней во всех отношениях».

Сосед по купе, высокий старик с орденскими планками на сером пиджаке, высказывал эту же мысль, но в другом ключе.

— Раньше, — говорил он, — если в Москве погода меняется, через сутки меняется и на Украине. Теперь — только через трое. А почему?

«Сейчас сошлется на таможню», — подумал Иван Григорьевич. Эту байку знали уже многие. Старику отвечал средних лет широколицый улыбчивый украинец с лицом бурята:

— Раньше не было таможни. Циклон сначала натыкался на российскую, затем на украинскую. Но циклону что — он может и повременить. Спешить некуда. А вот я из Крыма вез помидоры. На украинской таможне не дал на лапу. Неделю меня продержали. А потом на российской еще неделю промурыжили. Словом, намекнули, что на лапу надо давать сразу. Привез в Москву сплошную гниль…

Начали с погоды, перешли на экономику.

— Вот арбузы, — продолжал широколицый украинец. — Им не помеха ни погода, ни таможня. Хотя таможня и могла бы каждую вторую тонну в отвал. Арбузы-то напичканы нитратами, А я достаю справку: экологически чистые.

— А как же ваше здоровье? — восклицает ветеран. — Вы же сами арбузы…

— То, что идет на продажу, дед, — перебил его широколицый, — лично я себе в рот не кладу. Потребляю то, что с моего участка. Спросите наших высоких руководителей, они что — молоко на рынке покупают? За арбузы я уже молчу. Руководители знают, что рынок — это кто кого. И все мы идем туда. Вот вы, папаша, — вдруг обратился он к молчавшему до сих пор Ивану Григорьевичу, — что делаете?

— Иду к рынку, — ответил ему в тон.

— Во! — торжествующе произнес широколицый. — Вы истинно правоверный. Для нашей державы главное — идти в нужном направлении. Даже у бывшего последнего Генсека, как поют в народе: к туалету не дошел, а процесс уже пошел.

«Забавный хлопец, — подумал Иван Григорьевич. — Если он действительно водитель большегрузной машины, мог бы пригодиться».

— Вы из Прикордонного? — спросил Иван Григорьевич, дав крепышу выговориться.

— Оттуда.

— Вы шофер?

— Работодатель, — сказал тот. — У меня своя автоколонна.

— И в Москву посылаете свой транспорт?

— И в Москву. С кем имею честь?

— Коваль. Иван Григорьевич. Соучредитель фирмы «Гурико».

Как солнечный луч пробивается сквозь тучу, и тот вдруг освещает гречишное поле, на котором два голубых озерца, таким предстало перед Иваном Григорьевичем пышущее здоровьем лицо разговорчивого спутника.

— Так… это…вы? — сбивчиво, но внятно переспросил прикордонский работодатель. — Ваши, Иван Григорьевич, сертификаты — самые железные. Если «Гурико» дает добро, значит, товар без подвоха. Ваш друг, Витя Кувалда, о вас рассказывает целые легенды. А я — Марина. Может, слышали?

— У вас женское имя?

— Это моя фамилия. Есть, например, фамилия «Ганночка». Ее носит известный московский экономист. Мой земляк. Нас, украинцев, в Москве, знаете сколько? Да, считай, каждый пятый. По крайней мере, больше, чем в Киеве. Я уже не говорю за Одессу. А звать меня — Валентин Макарович. Только не перепутайте с Леонидом Макаровичем. Обижусь.

Иван Григорьевич стал припоминать, где слышал эту необычную фамилию. Вспомнил. Некая Марина, то есть некий, взялся провезти на Кавказ фуру, груженную патронами. И провез. Вернулся с чемоданом долларов. В тот месяц рабочим патронного зарплату выдавали долларами. Тогда чуть ли не все директора бывших «почтовых ящиков» стали просить Марину провезти их продукцию контрабандой — рабочие уже полтора года не видели денег. Но на Кавказе, как и в любой другой горячей точке, самый ходовой товар — боеприпасы. Марина попытался второй раз провезти патроны, но Союз офицеров эту затею пресек. Украинские пули на том же Кавказе дырявили головы российских солдат: в русских семьях получали «похоронки», а в семьях Прикордонного — доллары.

— Печально, что нас приучают видеть только свое корыто, — говорил по этому поводу Михаил Спис. — И этим ловкачи пользуются.

Сейчас один из таких ловкачей сидел перед Иваном Григорьевичем. С ними тоже воевал Союз офицеров. «Смогут ли такие ребята, как Миша, вытащить страну из трясины? Много ли их осталось?» — спрашивал себя Иван Григорьевич и как наяву видел мальчишек и девчонок, которых взял под свою опеку Тарас Онуфриевич. Но когда они возмужают? И про себя повторял: «Нет, нам, не приученным к своему корыту, нельзя еще сходить с дистанции, оставлять Мишу один на один с тем же Витей Кувалдой».

Иван Григорьевич уже твердо для себя уяснил, что Витя Кувалда и есть тот самый новый украинец — в России он же новый русский — и прописка у него не только прикордонская, но и московская.

Беседуя с Мариной, Иван Григорьевич кое в чем ему подыгрывал, подхваливал, говорил намеками, дипломатично. Язык дипломатии нигде так не полезен, как в общении с людьми недалекими, но весьма энергичными, готовыми тебе оказывать услуги уже за одно то, что ты ему поддакиваешь.

Клюнул, видимо, на лесть и Марина. Он охотно взялся помочь доставлять в Москву скоропортящийся материал.

— Для науки я всегда пожалуйста, — говорил он, как божился.